Несколько мгновений спустя она неслась к незнакомцу. Ее шаги стали медленнее, когда она приблизилась.

У Аннализы перехватило дыхание.

Высокий мужчина, темноволосый, в смокинге и черных кожаных ботинках, медленно скользил к ней по дюне. Его рубашка была разорвана и испачкана, открывая грудь бронзового цвета. У ключицы болтался развязанный галстук-бабочка.

Худое лицо было настолько запорошено песком, что она едва различила его черты. И все же решительный подбородок и высокие скулы говорили о выдающейся мужской красоте. Но больше всего ее зачаровали его глаза — темно-голубые, почти синие. Неожиданный цвет глаз для жителя пустыни.

На виске у него запеклась кровь.

Заметив, как мужчина обхватил сам себя руками, она испугалась. Ранение в грудь? Аннализа знала, как лечить порезы и ссадины. В конце концов, она истинная дочь своего отца. Но до больницы несколько дней пути, а ее медицинские познания не так велики…

Аннализа неуклюже побежала по дюне, крепче прижимая к себе полотенце. Она приблизилась к незнакомцу, когда он покачнулся и упал на колени, шатаясь, словно одурманенный. Протянув руки, он посмотрел на небо сквозь спутанные темные волосы.

— Вот, милый, — прошептал он хрипло и нечленораздельно, будто язык отказывался слушаться его.

Аннализа наклонилась к нему, чтобы расслышать.

— Осторожно.

Он резко уронил руки. Какое-то маленькое лохматое существо выкатилось вперед, когда незнакомец качнулся в сторону и безжизненно упал к ногам Аннализы.

Глава 2

Присев на корточки, Аннализа дрожащими пальцами заправила прядь волос за ухо. Ее сердце по-прежнему бешено колотилось.

Быстро осмотрев незнакомца, она решила перетащить его в свой лагерь.

Потребовался час упорного труда, а еще вся ее изобретательность, чтобы оттащить мужчину вниз, в лагерь, на самодельных носилках. Больше всего ужасало то, что он не шевелился и казался мертвым.

— Не смей умирать! — пригрозила она мужчине, проверяя его слабый пульс, и начала промывать рану на его виске.

Раны на голове сильно кровоточили. Вероятно, все было не так плохо, но Аннализа продолжала бормотать молитвы и просьбы на смеси арабского, датского и английского языков. Так всегда поступал ее отец, когда оказывался в безнадежной ситуации.

Привычные слова успокоили ее, прибавили уверенности, хотя она понимала, что это иллюзия. Если ее пациент выживет, произойдет чудо.

— Все в порядке, — послышался его шепот. — Я знаю, что не выживу.

Глаза мужчины были по-прежнему закрыты, но Аннализа увидела, как двигаются его окровавленные, потрескавшиеся губы, и поняла, что ей не показалось…

В ней проснулась надежда, а на смену страху пришла злость.

— Не дури! Конечно, ты выживешь! — резко запротестовала она.

Через мгновение его губы задвигались снова, на этот раз они изогнулись, словно в усмешке.

— Как скажешь, — едва слышно прошептал он. — Но если ошибешься, не бойся. — Он прерывисто вздохнул. — Я совсем не против…

А затем он умолк и застыл, не подавая никаких признаков жизни. В слабом свете лампы Аннализа не могла разглядеть, дышит он или нет. Но, пощупав его пульс, с облегчением вздохнула. Мужчина просто потерял сознание. Это к лучшему. Так он не почувствует боли, пока она обрабатывает его раны.

Кто он? Почему говорит на английском? И что делает одинокий иностранец в пустыне Кьюзи, одетый как слащавая кинозвезда?

Болело все. Особенно голова. Губы и горло саднили так, что, когда Тахир пытался сглотнуть, ему казалось, что в мускулы впиваются осколки стекла. Тело не слушалось его.

«Неужели на этот раз старик зашел так далеко?» — рассеянно подумал Тахир.

Он не стал даже пытаться оглядеть то место, где находился, инстинктивно зная, что в таком случае боль станет просто невыносимой. Прямо сейчас ему не удастся притвориться, что он ничего не чувствует.

Когда в детстве отец наказывал Тахира, тот всегда держался на чувстве гордости и изображал притворную беззаботность. Мальчик спокойно смотрел в глаза старика, отказываясь просить о пощаде. Это приводило его мучителя в бешенство и лишало удовольствия, которое он получал, избивая собственного сына.

Вне зависимости от того, сколько длилась порка и насколько ужасной она была, Тахир никогда не просил о пощаде. Он ни разу не вскрикнул и не вздрогнул. Даже когда Ясан аль-Рамис привел с собой головорезов, чтобы те разделались с Тахиром, он не сдался.

Тахир даже испытал своеобразный триумф. Небольшая компенсация за непонимание, почему Ясан ненавидит его. Именно она дала Тахиру возможность сосредоточиться хоть на чем-то, а не сойти с ума, отыскивая причину отцовской ненависти.

Тахир прерывисто вздохнул, почувствовав напряжение в груди и боль сбоку. Перелом ребер?

Что-то коснулось его шеи. Прикосновение было таким легким, что на миг его затуманенный мозг отказался реагировать. Вот снова… Что-то прохладное и мокрое коснулось его подбородка, шеи и груди. Послышался плеск воды, и что-то холодное и мокрое легло на его пульсирующий от боли лоб.

Он сдержал стон искреннего удовольствия. Прохлада облегчила боль в голове. Неужели это новый мучитель, нанятый отцом? Небольшая отсрочка перед новым избиением?

— Уходи, — беззвучно зашевелил он губами.

И снова нежное, мокрое прикосновение к его щеке — с такой нежностью, что он едва не сошел с ума. Никогда прежде Тахир не ощущал себя таким слабым. Его кожу жгло и покалывало, будто от тысяч укусов, и все же прохладная влага давала ему возможность вздохнуть. Внезапно пошевелившись, он почувствовал, как его тело пронзила ужасная боль.

— Уходи…

— Ты очнулся, — послышался успокаивающий шепот.

Тахир подумал, что не смог бы забыть женщину с таким низким, приятным голосом с чувственной хрипотцой…

Кто это? Вероятно, очередная любовница его отца. Принц Ясан аль-Рамис придумал для непокорного сына новую пытку. Что может быть лучше мягких прикосновений женщины?…

— Оставь меня, — приказал Тахир, но, к его стыду, из горла вырвался лишь хриплый шепот, почти всхлипывание.

— Ну-ка. — Сильная рука скользнула под его плечо, затем под голову, слегка ее приподнимая. Голова закружилась. — Я знаю, что тебе больно, но ты должен попить.

И Тахир ощутил на губах прохладную воду. Он погрузился в забытье, глотая драгоценную влагу.

Но вскоре воду убрали. Тогда он разомкнул губы, чтобы попросить еще воды, презрев гордость. Но женщина заговорила, успокаивая его:

— Терпение. Скоро получишь еще. — Она наклонилась ближе, и он ощутил тепло ее тела. От нее пахло медом диких пчел, корицей и женской плотью, дразня его обоняние и вызывая невольное желание. — У тебя обезвоживание. Тебе нужна вода, но я буду давать ее постепенно.

— Когда он вернется?

— Он? — резко переспросила она. — Здесь только я и ты.

Слушая ее хриплый, чувственный голос, Тахир едва сдержал стон отчаяния. Он не выдержит женских обещаний и прикосновений нежных рук! Проклятый отец наконец нашел способ сломить его. Эта женщина лишила его воли, чего не удавалось сделать побоями и порками.

— Скажи, — он попытался приподняться, но был так слаб, что поддался, когда она, останавливая, прикоснулась ладонью к его обнаженной груди, — когда он вернется?

— Кто? С тобой кто-нибудь был в пустыне? — настойчиво спросила она.

— Пустыня? — Тахир помедлил и нахмурился, пытаясь вспомнить.

Принц Ясан аль-Рамис слишком любил роскошь, чтобы проводить время в пустыне, хотя всего предки жили в пустыне.

Женщина пытается запутать его!

— Где мой отец? — прошептал он сквозь стиснутые зубы, когда боль стала невыносимой.

— Я сказала, что здесь нет никого, кроме нас.

— Пусть меня забили до потери сознания, но я не дурак. — Он поднял руку и взял ее за запястье.

Женщина была молодой, ее кожа — мягкой и гладкой. Он почувствовал биение ее пульса и услышал, как она затаила дыхание.